Устьяны. Духовная пропасть шириной в два шага

Почему экстренно? Да потому что катастрофически быстро растет число таких детей. Не успевает общество за беспризорностью, жестокостью в семьях...не успевает. Знакомлюсь с администрацией приюта, показывают здание, говорим о проблемах. То, что у взрослых, которым доверили эту нашу национальную беду, болит душа за порученное дело, видно сразу. Это не передать никакими словами. Просто нужно видеть их лица. Долго сидим у директора, обсуждаем проблемы, обозначаем контуры беседы с детьми. У каждого ребенка, конечно же, своя беда, своя боль. И то, что педагоги хорошо знают судьбу каждого ребенка, говорит о многом.
Переходим в гостиную и по одному приглашаем детей, которые пожелали встретиться с батюшкой. В основном мальчишки 3-5 классов. По долгу разговариваем с каждым, проблемы практически одни и те же: беспробудное пьянство родителей. Спивается, как же спивается северная деревня. Брошенная на произвол судьбы, без работы, без поддержки, приученная за многие годы к опеке государства, она оказалась не готовой к тяжелому повседневному труду, с помощью которого она, эта деревня, и выживала здесь на Севере многие века.
Но от чего больше всего сжималось сердце, когда слушал этих детей - это от их тоски по дому. Там где с ними жестоко обращались, били..., а они твердили только одно: "Домой бы скорее." Вечером вместе со мной из приюта двоих детей отправляют в Вельский приют. На момент, когда их забирали у родителей, в Вельском приюте не было мест. Теперь места появились. Прощаются дети очень трогательно, обмениваются адресами, телефонами, обещают писать и звонить друг другу. Садимся в машину, через несколько минут шоссе и темный лес при дороге. И вот здесь в машине, глядя на притихшие грустные детские лица, вспоминаю рабочего, который чистил снег во дворе приюта. Мы с ним случайно разговорились, когда я возвращался из школы обратно в приют. Простой русский пожилой мужик, он с болью говорил о разорении, когда-то стабильных, богатых деревень, о разбитых фермах, разграбленных постройках. А в конце задал неожиданный вопрос:
- Батюшка, а вы Буторина знаете?
Я слышал о местном крупном предпринимателе, но лично не был с ним знаком и об этом поведал своему собеседнику.
- Жаль - с какой-то горечью заметил он - а то хотел вас спросить, как он умудряется сытно жить, когда вот рядом дети так страдают. И кто только к этому Буторину на его заимку не ездит и федеральные чиновники, и областные самого высокого ранга (Один из частых посетителей министр МЧС Сергей Шойгу, прим. ред.). И на кого только они не охотятся и на лося, и на медведя. А потом, наверное, за столом сидят, проблемы деревни обсуждают, области. Как принято, за жизнь ведут разговоры. А дети здесь при живых родителях маются. И хоть любят их здесь, поят, кормят, лелеют, а они все равно о родном доме мечтают. Надо же, в войну, говорят, бездомных детей не было, а теперь помещений не хватает, чтобы всех приютить. Вон из Вельска двоих привезли. А они, руководители, благодетели наши, время на охоту находят, а сюда никто ни разу не завернул.
Машина подошла к станции. До прихода поезда оставалось еще время, но оставаться в машине один на один с немигающими, не по-детски грустными глазами, было невыносимо больно. От нечего делать зашел в привокзальный буфет, увидел разноцветные шоколадные батончики на витрине, купил несколько плиток и с каким-то облегченным сердцем пошел к машине. Дети, прижавшись один к другому, сидели на одном сидении в остывающем УАЗике. Шоколаду очень обрадовались, глазки загорелись, помягчели как-то. Объявили о приходе поезда. Мы садились в разные вагоны. С набитыми ртами дети подбежали прощаться ко мне, прижались к ногам, что-то пытались сказать, но шоколад мешал, и побежали к своему вагону. И глядя на маленькие бегущие фигурки, вспомнил еще раз мужика во дворе приюта: "А потом за жизнь, поди, разговаривают...". Наверное, разговаривают...только о детях страдающих некогда поговорить, азарт охоты в крови еще не остыл, поди.
Протоиерей Евгений СОКОЛОВ